«Шестое чувство» Н. Гумилев

Шестое чувство

НИКОЛАЙ ГУМИЛЕВ
(1884 - 1921)
СТИХОТВОРЕНИЯ

Читает Евгений Евтушенко

Сторона 1
Шестое чувство - 2.00
Слово - 2.00
Капитаны (1) - 1.20
Основатели - 0.52
Потомки Каина- 1.13
Зараза - 1.19
Вот девушка с газельими глазами... - 0.17
Индюк - 1.11
Предзнаменование - 0.33
У камина - 2.21
У меня не живут цветы...- 1.08

Сторона 2
Я, что мог быть лучшей из поэм... - 0.37
Я и вы - 1.27
Рабочий- 1.58
Жираф - 1.47
Память - 4.29
Выбор - 1.13
Заблудившийся трамвай - 3.45

Звукорежиссер Л. Должников.
Редактор Н. Кислова
Художники Н. Войтинская, В. Иванов

Возвращение Гумилева

Для многих сегодняшних молодых читателей это имя окутано дымкой полуслухов-полулегенд. Однако сквозь такую дымку полузнания могут проступать лишь романтизированные очертания, а не исторически реальная фигура. Пожелтевшие сборнички Гумилева можно встретить лишь под стекпом букинистических прилавков. Последние книжки Гумилева вышли у нас вскоре после его смерти - в начале двадцатых годов. С тех пор, к сожалению, не появилось ни одного итогового сборника, не было опубликовано ни одного серьезного исследования о жиз¬ни и творчестве поэта. Некоторыми западными советологами Гумилев интерпретируется как убежденный борец против большевизма, а в некоторых советских публикациях, посвященных нынешнему, столетнему юбилею Гумилева, его сложный поэтический и жизненный путь бездумно косметизируется чуть ли не под оперный образ с привкусом «Гей, славяне!». Обе тенденции не имеют ничего бщего с реальным наследием Гумилева. Хорошо, что после долгого перерыва снова перепечатываются его стихи, что готовится его отдельное издание в большой серии «Библиотеки поэта». Назрело время и подробного исследования жизни и творчестве Гумилева, Поэзия, по пастернаковскому выражению, должна быть «страной вне сплетен и клевет».
Краткие сведения о жизни Николая Гумилева. Родился 15 апреля 1886 года в Кронштадте. Отец - корабельный врач, дворянин. Закончил Царскосельскую гимназию, где директором был известный поэт Иннокентий Анненский, оказавший на юного Гумилева огромное влияние. Первые стихи Гумилев напечатал в 1902 году. Первую книгу стихов «Путь конквистадоров» выпустил за год до окончания гимназии - в 1905 году. Слушая в Сорбонне лекции по французской литературе. В 1910 году женился на Анне Ахматовой. Был одним из мэтров акмеизма - литературного течения, противопоставившего себя символизму. Совершил три поездки в Африку. Добровольцем пошел на фронт первой мировой войны, был дважды награжден. Во время Октябрьской революции находился в Париже, в 1918 году вернулся в Петроград. Был выбран председателем Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов. По инициативе Горького стал, как и Блок, одним из редакторов поэтической серии издательства «Всемирная литература». В 1921 году был расстрелян за участие в контрреволюционном заговоре. Все это сухие сведения. Добавлю, однако, следующее: нет никаких свидетельств того, что Гумилев был замешан в боевых контрреволюционных действиях. Одна эмигрантская поэтесса в своих мемуарах сообщает, что Гу¬милев показывал ей револьвер и пачки денег - это слишком по-мальчишески для профессионального конспиратора. Одна из белогвардейских легенд гласит, что Гуми¬лев перед расстрелом якобы пел «Боже, царя храни...». Если так оно было на самом деле, то Гумилев мог сделать это скорее из духа противоречия, чем по убежденности, ибо не известно ни одно монархическое выс¬казывание Гумилева, и вообще монархизм в его кругу считался дурным тоном.
Я не архивный исследователь, но, основываясь на простом сопоставлении сведений, мне известных, думаю, что в Гумилеве, как и во многих интеллигентах его круга, происходила мучительная, душераздирающая борьба, толкавшая его из одной стороны в другую...
Я благодарно знаю на память стихотворений десять Гумилёва и русской поэзии без него представить не могу, хотя не считаю Гумилева великим поэтом. Великий поэт
это не автор отдельных великих стихов, а соавтор истории народа. Впрочем, поэт и без эпитета «великий» - это тоже редкое имя, которое нельзя заслужить лишь стихотворчеством. Каждый настоящий поэт - это уже честь истории литературы. Даже одно великое стихотворение из национальной поэзии без ущерба не вынешь. Так искусственное изъятие, казалось бы, второстепенных камней из фундамента может лишить опорной силы всё здание.
Жизнь развела Гумилева и Ахматову, но соединила посмертно история литературы. У Ахматовой меньше пло¬хих стихов, чем у Гумилева, и больше хороших, но не забудем, что Гумилев ушел из жизни тридцатипятилетним, а Ахматова дожила до глубокой старости. Ахматова никогда не увлекалась игрой в литературное наследство, и вкус ее был тоньше, без оскальзывания в ложноромантический антураж, как у Гумилева:
Страстная, как юная тигрица.
Нежная, как лебедь сонных вод.
В темной спальне ждет императрица.
Ждет, дрожа, того, кто не придет.

Зато мало у кого можно найти такой мощный по концентрации мысли и стихотворной плоти шедевр, принадлежащий не. только русской, но и мировой поэзии, как «Шестое чувство» Гумилева:
Прекрасно в нас влюбленное вино,
И добрый хлеб,
что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись,
нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой.
Что делать нам
С бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти все мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои.
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви.
Все ж мучится
Таинственным желаньем.

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;

Так век за веком -
скоро ли господь?-
Под скальпелем природы и искусства,
Кричит наш дух, изнемогает плоть.
Рождая орган для шестого чувства.

Здесь в Гумилеве - тютчевская, почти пушкинская сила. Мысль, ставшая музыкой, или музыка, ставшая мыслью? До сих пор грозно и предупредительно звучат Гумилевские строки о забвении первородного могущества Слова как обвинение всем разбазаривателям слов:

Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелик от Иоанна
Сказано, что слово это Бог.

Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье опустелом.
Дурно пахнут мертвые слова

Гумилев стеснялся быть сентиментальным, защищаясь жестким панцирем мужественности, но иногда у него щемяще вырывался как будто сдавленный крик о помощи;

Крикну я... Но разве кто поможет,- ,
Чтоб моя душа не умерла!
Только змеи сбрасывают кожи.
Мы меняем души, не тела:

Не стоит с поспешностью запоздалого благословения сотворять из Гумилева кумира, как, впрочем, ни из кого другого. Даже у Пушкина есть плохие строки, и надо уметь отличать сильные вещи от слабых, какая бы вели¬кая подпись под ними ни стояла. Помимо забвения забвением существует забвение поклонением. Такой вид забвения не ведет к умножению нашего духовного национального наследия, включающее наследие Гумилева.

Наследие Гумилева принадлежит не только сегодняшней, но и будущей русской поэзии. Наследие – это слово серьёзное. Наследием нельзя ни бездумно восторгаться, ни пренебрегать.
Е. Евтушенко

Это знаменитое стихотворение Гумилева, написанное в 1920 году, впервые опубликовано в составленной им в последние месяцы жизни и вышедшем уже после его ареста в августе 1921 года сборнике «Огненный столп». Тесно связанное по своему содержанию с «Поэмой начала», стихотворениями «Память», «Заблудившийся трамвай», «Душа и тело», оно принадлежит к наиболее глубоким в философско-художественном отношении произведениям Гумилева последнего периода жизни, проникнутого специфическими для поэзии позднего Гумилева «космическими» прозрениями.

Поэт рассматривает в своем стихотворении историю природы и человечества под необычным для него углом зрения: человек изображается им как звено в тысячелетнем творчестве природы — в ее движении от косной и бессознательной материи через трудное тысячелетие развития растительного и животного царства к одаренному высшими способностями чувства и разума духовно-телесному, единосущному, целостному существу. Это же существо — человек — делает, по Гумилеву, сегодня новый шаг в своем развитии — шаг к обретению им потенциально заключенного в нем, но не получившего до сих пор своего зрелого развития мощного «шестого чувства». Только сейчас наконец — такова мысль Гумилева — под двойным объединенным воздействием природы и искусства это «шестое чувство» — чувство Красоты, эстетически-бескорыстного отношения к миру рождается, причем ощущение его рождения (как ощущение всякого рождения в природе и жизни) связано с ощущаемыми современными людьми тяжелыми испытаниями их духа и плоти.

Несомненно, что — при всей сложности отношения Гумилева к русской революции — стихотворение «Шестое чувство» в какой-то мере связано с переживаниями поэта 1918—1921 годов. Чувствуя себя «заблудившимся в бездне времени», Гумилев в то же время, подобно Блоку, Мандельштаму, Ходасевичу, Волошину, сознавал себя в эти трагические дни переживающим трудные и мучительные, «роковые» (по выражению Тютчева) минуты зарождения нового, неведомого людям прежних поколений в истории человечества, чувства жизни, катастрофического и в то же время полного определенного высшего смысла.

Стихотворение Гумилева «Шестое чувство» важно и в другом отношении. Внимательное прочтение его бросает новый неожиданный свет на взаимные отношения в последний период их жизни двух великих современников, которых по издавна сложившейся историко-литературной традиции принято рассматривать как людей не только бывших предельно далекими друг от друга, но и являвшихся прямыми антагонистами в искусстве и жизни — Блока и Гумилева. И хотя именно такое представление об отношениях Блока и Гумилева — особенно в последние годы жизни, — с одной стороны, получает, казалось бы, наглядное подтверждение в инспирированном друзьями и учениками Гумилева выборе его на пост председателя Петербургского отделения Всероссийского союза поэтов (который до этого занимал Блок), а с другой стороны, отражено в известной статье Блока «Без божества, без вдохновенья (цех акмеистов)» (1921), направленной против Гумилева, на деле их творческие отношения были сложнее, чем это представлялось современникам.

Несмотря на нескрываемую неприязнь к нему Блока и почти полное неприятие им поэзии Гумилева, последний считал, что рядом с Блоком (талант которого он сравнивал по силе с талантом Лермонтова) сам он является всего лишь одним из его младших, и притом скромных, поэтов-современников. Причем в последние годы жизни Гумилева его отношение к наследию символистов изменилось по сравнению с 1910—1913 годами. Об этом особенно явственно свидетельствует его посмертно опубликованная статья о Бодлере, а также его перевод «Поэмы о Старом моряке» Колриджа и ряд уже названных стихотворений, вошедших в сборник «Огненный столп» (самое название которого имеет, как можно полагать, символический смысл и непосредственно связано с темой близкого явления на полях России «Нового Иерусалима» — «храма», к «зодчим» которого причисляет себя Гумилев!).

Романтизм (от Шиллера до Владимира Соловьева) — по Блоку — не просто один из исторических феноменов литературы прошлого века, а синоним того «шестого чувства», которое всегда двигало человечество вперед, побуждая его жить «удесятеренной жизнью». И этот романтизм — «дух, который струится под всякой застывающей формой» и который проявился уже «в первом проявлении любознательности первобытного человека» — особенно необходим современности, ибо только он может сообщить новый импульс тому «народному движению», «которое утратило жизнь и превратилось в мертвую инерцию».

В этих размышлениях Блока содержится несомненный намек на его оценку той политической обстановки, которая сложилась в России после октябрьского переворота. И эта оценка была в определенной мере поддержана Гумилевым в стихотворении «Шестое чувство». От остановившейся под влиянием охватившего жизнь состояния «мертвой инерции» оба поэта призывали своих современников к обретению вечно старой и в то же время вечно новой духовной ценности — «шестого чувства», в конечную победу которого они оба верили, несмотря на сознаваемые ими трудности, сопровождавшие весь путь развития жизни от первых ее стихийных проявлений в мертвой, неживой природе до ее мучительных поисков в современную эпоху - трагическую эпоху войн и революций. И хотя сегодня мы можем признать взгляды Блока и Гумилева исторической утопией, невозможно не отдать должное высоте духа обоих этих замечательных поэтов, проявленной ими накануне их трагической гибели.

Николай ГУМИЛЁВ ШЕСТОЕ ЧУВСТВО

Прекрасно в нас влюблённое вино

И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которою дано,

Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарёй

Над холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать –

Мгновение бежит неудержимо,

И мы ломаем руки, но опять

Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,

Следит порой за девичьим купаньем,

И, ничего не зная о любви,

Всё ж мучится таинственным желаньем,

Как некогда в разросшихся хвощах

Ревела от сознания бессилья

Тварь скользкая, почуя на плечах

Ещё не появившиеся крылья,

Так, век за веком – скоро ли, Господь? –

Под скальпелем природы и искусства,

Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства.

СЛОВО

В оный день, когда над миром новым

Бог склонял лицо Своё, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

И орёл не взмахивал крылами,

Звёзды жались в ужасе к луне,

Если, точно розовое пламя,

Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,

Как домашний, подъяремный скот,

Потому, что все оттенки смысла

Умное число передаёт.

Патриарх седой, себе под руку

Покоривший и добро, и зло,

Не решаясь обратиться к звуку,

Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангельи от Иоанна

Сказано, что слово это Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества,

И, как пчёлы в улье опустелом,

Дурно пахнут мёртвые слова.